Параллельно с Бертло термохимические исследования проводил выдающийся датский ученый Юлиан Томсен [27] . Нередко свои исследования по одной и той же теме Томсен и Бертло публиковали почти одновременно. Это иногда приводило к спору о приоритете, но в то же время позволяло проверить точность полученных данных. Результаты почти всегда совпадали. Профессор Томсен проводил преимущественно теоретические вычисления, Бертло же определял все величины экспериментально, поэтому совпадение результатов подтверждало правильность их исследований.

В итоге своих многолетних исследований Бертло сформулировал несколько принципов, один из которых и сегодня называется «принципом Бертло — Томсена» о максимальной работе [28] . Этот принцип гласит: каждое химическое превращение, протекающее без вмешательства внешней энергии, приводит к образованию такого вещества, при получении которого выделяется наибольшее количество тепла.

Вклад Бертло в термохимию очень велик и разнообразен [29] . Так, оперируя сегодня понятиями «экзотермическая и эндотермическая реакция», мы даже не предполагаем, что эти термины были введены в науку еще Марселеном Бертло.

В термохимической лаборатории Бертло провел много исследований и со взрывчатыми веществами. Начав с производства пороха во время трагической осады Парижа, он впоследствии не переставал интересоваться процессами, связанными с явлениями, происходящими при взрывах. Что такое вообще взрыв? Как определять взрывную силу разных веществ для сравнения и классификации? И в этой области Бертло сделал ряд важных открытий…

Огромные творческие возможности ученого-энциклопедиста выходили далеко за рамки лаборатории в Коллеж де Франс [30] . Из-под его пера вышли десятки книг, посвященных термохимии, истории химии, философии, пиротехнике… Он участвовал в управлении страной как сенатор, был членом Высшего совета изящных искусств, Консультативного комитета по пороху и селитре, секретарем Академии наук… Дважды Бертло назначался на пост министра [31] . Многие академики и научные институты избрали его своим почетным членом, а в 1900 году в мире уже не было университета или академии наук, в почетном списке которых не стояло бы имя Марселена Бертло. В этот знаменательный год исполнилось 50 лет со дня опубликования первой статьи выдающегося ученого. Общественность Франции широко отмечала эту дату. Был создан международный комитет, в который входили Аррениус, Байер, Бельштейн [32] , Канниццаро, Муассан, Рамзай [33] , Ван-дер-Ваальс [34] и многие другие крупные ученые. Однако подготовка к юбилею несколько задержалась, и вместо 1900 года эту торжественную дату отмечали в ноябре 1901 года. На юбилей Бертло съехались делегаты почти со всех стран мира.

В воскресенье, 24 ноября, большой амфитеатр Сорбонны стал свидетелем невиданного события. Более 3800 человек с нетерпением ожидали появления выдающегося химика Франции — Марселена Бертло. Среди присутствующих находились президент Французской Республики, министры, посланники всех государств, депутаты, академики, знаменитые ученые многих стран мира.

Бертло тем временем торопливо шагал от набережной Вольтера в Сорбонну. Серые проницательные глаза его блестели от возбуждения. Он слегка сутулился и смущенно прикрывал рукой прикрепленную к отвороту красную ленточку ордена Почетного легиона. Он был настолько скромен, что даже отказался от кареты президента, которая должна была доставить его в Сорбонну.

При появлении в зале Бертло зазвучала торжественная музыка, заглушаемая громом аплодисментов. Бросив взволнованный взгляд на огромный зал, ученый сел, до боли в руках сжимая подлокотники кресла, чтобы унять дрожь волнения. Стихли торжественные звуки «Марсельезы», и на трибуну поднялся министр народного образования.

— Глубокоуважаемый господин Бертло, — начал он свою речь. — Отчизна славит вас. Сегодня к нам присоединяется весь цивилизованный мир, приветствуя вас в лице своих посланников.

После министра слово взял председатель юбилейного комитета, академик Дарбу, потом следовали приветствия французских и иностранных химиков. Анри Муассан обратился к юбиляру со следующими словами:

— Вы положили конец мистической «жизненной силе» и показали, что если ученый не может синтезировать клетку, то он в состоянии воспроизвести известные процессы, непосредственно протекающие в этой клетке.

В адресе Берлинской Академии наук, подписанном Эмилем Фишером, говорилось: «Ваш гений, ваша беспримерная способность к труду позволили вам не только охватить, но и обогатить все области человеческого знания. Неорганическая химия и органические синтезы, физическая и биологическая химия… — вы сделали бесценный вклад в каждую из этих областей науки».

После приветственных речей Рамзая, Глэдстона [35] , Рейнгольда, Либена и Гуарески [36] Трост зачитал список иностранных научных обществ, приславших поздравления ученому. Они пришли из Германии, Англии, Бельгии, Болгарии, Дании, Египта, США, Венгрии, Греции, Италии, Японии, Мексики, Норвегии, Голландии, Португалии, Швеции, Швейцарии, Турции и других стран.

Наконец на трибуну поднялся сам Бертло.

— Господин президент, господин министр, мои дорогие коллеги, друзья, ученики, я глубоко тронут и польщен той честью, которую вы оказали мне. Мы можем заявить во всеуслышание, что ни один из ученых, сделавших величайшее открытие, не может претендовать на признание каких-то своих исключительных заслуг. Наука, главным образом, — творчество, осуществляемое в течение продолжительного времени усилиями тружеников всех поколений и всех наций… Наука — благодетельница человечества… Благодаря ей осуществляется современная цивилизация. Я всегда старался отдать свои силы и знания родине, быть до конца верным истине. Это единственная цель моей жизни.

Медаль, которую вручил ученому президент республики, изображала ученого сидящим за столом в лаборатории. Две женские фигуры, олицетворяющие Родину и Истину, возвышались над ним.

Слова Бертло были встречены в зале овациями. Звуки: «Марсельезы» слились с приветственными возгласами многотысячной аудитории.

— Да здравствует республика!

— Да здравствует Бертло!

Любовь к науке, жажда творческого труда не позволили? Бертло даже в преклонном возрасте расстаться с делом всей его жизни. Он продолжал упорно работать. Правда, теперь он нередко уединялся в своем кабинете, предаваясь философским размышлениям.

Статьи, монографии… Новые идеи находили воплощение в десятках статей и книг: «Наука и воспитание», «Наука и свободная мысль»… — в этих трудах развивались идеи, высказанные ранее в «Науке и философии», «Науке и морали» и многих других произведениях.

Особенно своеобразным было отношение Бертло к атомно-молекулярной теории. В то время почти все химики восприняли идеи Канниццаро, провозглашенные им на конгрессе в Карлсруэ. Бертло же долгие годы отвергал реальность атомов и продолжал использовать эквиваленты, введенные Дальтоном. Он упорно отказывался воспринимать структурную теорию. Но в год своего 50-летия Бертло изменил свою точку зрения на атомно-молекулярную теорию и начал писать формулы так, как писали их уже больше 30 лет ученые всего мира. Он нашел в себе волю отречься от своих старых взглядов и воспринять то, что еще вчера он с недоверием обходил стороной. В одном из своих писем к Ле Шателье он писал: